2015/12/24 20:21:35
Оригинал взят у trim_c в Это опять СССР?
С всем недавно битву Холодильника с Телевизором комментировал профессор Соловей, профессионал пропаганды.
А сегодня - "бывают странные сближения", сто раз убеждался как прав бывает Александр Сергеич - наткнулся я на материал, в котором ту же битву обсуждает профессионал социологии, Лев Гудков, доктор филососфских наук, поскольку в СССР социология шла по разделу философии

О расколе общества и возвращении в СССР

— Я бы хотела поговорить о том, как поменялось наше общество после крымских событий. С чем связано изменение настроений?
— Я бы начал с того, что общество не может поменяться ни за два года, ни даже за 10 или 15 лет. Общество — это огромная масса людей, обладающая колоссальной инерцией. Мы фиксируем некоторые колебания настроений, но это не изменение базовых структур в обществе. Основные институты — то, что составляет бессознательное в обществе — меняются очень медленно. В очень большой степени мы воспроизводим структуры сознания не только советского, но и досоветского времени.

— Но за последние два года, в послекрымский период, сложилось впечатление, что в обществе произошёл раскол между теми, кто за Крым, и теми, кто против. Есть ощущение противостояния.
— Раскол — это сильно сказано. Мощная антизападная пропаганда началась даже не в связи с Крымом, а после массовых протестов 2011–2012 годов. Её целью было дискредитировать протестное движение в обществе. Антизападная и антилиберальная кампания стала основой антиукраинской волны пропаганды. Это попытка навесить на украинский режим ярлык фашизма и дискредитировать те установки, которые мотивировали это движение, — сближение с Западом, построение правового общества, изменение коррумпированного режима.

Пропаганда перевела внимание на мифологическое противостояние России и остального мира, ощущение, что на нас все нападают, а мы встаём с колен и сопротивляемся. Это ощущение напора вывело за скобки все претензии к власти, всю проблематику повседневной жизни и наступающего экономического кризиса, а также резко повысило градус самоуважения людей — «Вот мы какие!». Ощущение национальной бравады искусственно поддерживалось благодаря тому, что один мифологический враг сменялся другим. Сначала были укропы и америкосы, потом какие-то непонятные исламисты, затем очень кстати подвернулись под руку турецкие помидоры.

— То есть вы не согласны с тем, что в обществе произошёл раскол?
— Это не раскол, это возбуждённое состояние. Это не изменение структуры сознания — просто регистр переключился. Вы же по сути своей в корне не меняетесь, когда чего-то пугаетесь, когда у вас выбрасывается адреналин. Эмоциональный подъём искусственно поддерживался благодаря негативной мобилизации, но сейчас он начинает слабеть.

Но рейтинг Путина не падает, потому что отношение к политике у россиян совершенно другое. Политика — это другая плоскость существования, там великое прошлое, героическая история, Путин — влиятельный мировой лидер. Если же перенести это из международного контекста во внутренний, то оказывается, что Путин — глава очень коррумпированного режима, не добившийся особых успехов ни в борьбе с терроризмом, ни в борьбе с преступностью. В экономике — дела провальные.

НО россияне не переносят негатив на Путина, потому что весь их опыт — это опыт приспособления к репрессивному государству, нежелания высовываться из своей ниши, принимать на себя ответственность за положение дел в стране. Поэтому и доминирует представление о руководстве страны как о совершенно другой группе людей, живущей своими интересами, на которую нельзя повлиять. Казна — это бездонная бочка. Люди считают, что нынешняя власть отстаивает интересы силовых структур, олигархов, бюрократии и не представляет интересы основного большинства. Поэтому большинство считают: царь далеко, а мы — люди маленькие.

— Если люди это понимают, почему они поддерживают такую власть?
— Потому что нет идеи связи с властью и её ответственности. Демократия — это особое устройство государства. Это не только политическая конструкция, но и определённый тип культуры, когда люди обладают чувством собственного достоинства и правом считать, что власть зависит от них. У нас — прямо противоположная ситуация. Люди — это расходный материал власти, так они себя и ведут.

— Вы связываете такой принцип жизни с советским опытом. Но ведь выросло целое новое поколение, которое не жило при советской власти. Почему оно придерживается таких же взглядов?
— Потому что основные институты сохраняются вне зависимости от смены поколений. Важна структура общества, то есть его устойчивые правила.
Это эффект, который хорошо описан в русской литературе. Помните, что происходит с молодым героем в «Обыкновенной истории»? С течением времени мало что остаётся от идеализма и романтизма провинциала, который приезжает в Петербург и начинает там служить. Такая же ломка систематически происходит с молодыми людьми и сейчас.

— Почему процент людей, которые понимают, к чему всё идёт и как устроена структура власти, настолько невелик в России? Люди просто не хотят думать?
Поскольку думать опасно. Это не актуальный страх, он не рождается из переживаний последних лет. Это страх окаменевший, привычный, идущий от советского или даже более раннего времени.

Разговоры о том, что у нас в 1991 году произошла революция, с моей точки зрения, не выдерживают никакой критики. Базовые институты, которые обеспечивают структуру общества, изменились не так радикально. Сильнее всего изменились, конечно, экономические отношения. Тем не менее это не плановая экономика, а какой-то вариант государственного капитализма с элементами рыночной экономики.

Изменилась система коммуникаций, в том числе и чисто технически. Изменилась массовая культура — она не цензурируется, как в советское время, никто не говорит, что издавать. Я не имею в виду средства массовой информации, там цензура как раз восстановилась в полном объёме.

Особенно изменилось массовое потребление, в этой области у нас революционные перемены. Но структура власти и те институты, на которые она опирается, то есть суд, система права, правоохранительные органы, армия и система образования остались практически неизменными.

Но политической конкуренции не сложилось, а раз нет плюрализма, значит, в общественном мнении нет дискуссии о том, каковы цели национального развития, какими средствами и какой ценой они должны достигаться, кто должен отвечать за их реализацию. Вся эта сфера просто выключена из общественного внимания. Власть в этом смысле присвоила себе право говорить о коллективных ценностях и интересах монопольно, а всё остальное, как она утверждает, — от лукавого: это либо либералы, либо крикуны, либо пятая колонна.

Раз всю эту сферу подавили, в сознании людей просто отключена эта проблематика. Хоть кто-нибудь задал вопрос, почему возникла Сирия? Зачем нам берег турецкий? Никто, все молчат. Какой ценой ведётся эта война? Никто не говорит. Если мы спросим об этом россиян, большинство просто откажутся отвечать, потому что у них нет мнения, оно нигде не представлено. Это очень важный вопрос — откуда берутся источники мнения, если в обществе нет многообразия, дискуссии, различных авторитетных точек зрения.


Вот один профессор говорит, что революция была (историк), а другой что ее не было (социолог).
Я как человек, выросший в СССР и потому с серьезными пережитками марксизма в сознании склонен верить первому. Если половина производства оказалась в частном секторе, а в государственном секторе тоже в значительной степени действуют рыночные механизмы, то такие серьезные перемены в общественном производстве следует признать революцией.

Тем более, что в сфере распределения произошли еще более кардинальные перемены. Представить себе в СССР такую чудовищную разницу в материальном благосостоянии самых богатых и самых бедных в принципе невозможно.
В конечном счете там уровень потребления секретаря ЦК и простого рабочего различались раз в пять-шесть. А не в сто и не в тысячу. И это изменение наложило такую грандиозную печчать на лицо общества, что оно во многом стало совсем не похожим на прежнее.

А Гудков в своем исследовании смотрит на то, что ему привычно. На общественное мнение и методы управления этим мнением. И говорит "да ничего особо не поменялось".

Но те, кто помнят советскую жизнь, согласятся - такого чудовищного разрыва в качестве и стиле жизни представить себе в СССР невозможно. Когда обслуживание автомобиля, на котором ездит сын прокурора, стоит больше, чем бюджет рабочей семьи.

В итоге этот сынок рабочих и даже, скажем, профессора Гудкова - вовсе за людей не считает, они для него скотина рабочая.
В самом прямом и страшном смысле этого слова.
И в этом смысле - произошел социальный переворот. И на мой взгляд отрицать этот факт - просто нелепо, мне в высшей степени странно, что Гудков это отрицает

36 посетителей, 94 комментария, 63 ссылки, за 24 часа