Благость верховнаго бога, невидимо сущаго въ высотѣ занебесной, давала опору мирной и доброй жизни на русской землѣ. Богъ есть благо, и въ силу этого наши предки видѣли въ немъ живой источникъ права и правопорядка; его именемъ они освящали клятвенныя обязательства, обезпечивая тѣмъ ихъ нерушимость. На такомъ пониманіи божества основаны договоры Руси съ Греками. Въ договорѣ 945 года клятва дается въ слѣдующихъ выраженіяхъ: «Великій князь Игорь и князья и бояре его и людіе вси русьтіи послаша къ Роману, Константину и Стефану, къ великимъ царемъ греческимъ сотворити миръ и любовь съ самыми царями и со всѣмъ боярствомъ, со всѣми людьми греческими на вся лѣта, дондеже сіяетъ солнце и весь міръ стоитъ. Иже помышляютъ отъ страны Русьскія разрушити такую любовь, елико ихъ крещеніе пріяли суть, да пріимутъ месть отъ Бога Вседержителя, осужденіе на погибель въ сій вѣкъ и въ будущій и елико ихъ некрещены суть да не имутъ помощи отъ Бога, ни отъ Перуна»[1].
Какъ источникъ права, какъ начало, его освѣщающее, божественная доброта, очевидно, выше этого права. Поэтому, если челювѣку не подобаетъ нарушить клятву, Богомъ освященную, или законъ, имъ установленный, то погасить ихъ возможно самому Богу. Нарушить законъ можетъ только сила неисчерпаемой благости, загорающаяся въ сердцѣ человѣка отъ искры божіей, падающей въ нее. «Надо имѣть мертвое, почившее на законѣ, сердце. — читаемъ мы у Лѣскова, — чтобы не оцѣнить благодати, движущей сердцами живыми, которые ласково усыпляютъ законъ вмѣсто того, чтобы самимъ азартно уснуть на немъ»[2]. Отсюда «тотъ духъ простоты и практическаго добротолюбія, который присущъ русскому человѣку на всѣхъ ступеняхъ его развитія и дѣятельности»[3]. Отсюда образъ русскаго богатыря: Илья Муромецъ, свыше вдохновенный, разрушаетъ «завѣты великіе» (не примѣнять насилія) изъ состраданія къ людямъ, насилуемымъ врагомъ[4]. Такъ идея Божіей доброты стала основой русскаго правосознанія.
Богъ есть добрая жизнь... и если существо Бога есть благость и благостное одареніе, то да будутъ благословенны сердца одаряющія. Такъ думалъ нашъ народъ, такъ благое божество воспитывало въ немъ миролюбіе, щедрость и гостепріимство. Мирный трудъ на землѣ издавна былъ любимымъ дѣломъ славянина. Маврикій, писатель VI вѣка, говоритъ о хозяйственности славянъ: въ ихъ странѣ множество всякаго скота и земныхъ произрастаній, особливо пшеницы и проса. Онъ же отмѣчаетъ ласковость славянъ къ чужестранцамъ, о безопасности которыхъ они заботятся больше всего[5]. О поморянахъ на Балтійскомъ морѣ нѣмецкій лѣтописецъ (XII вѣка) сообщаетъ: «У каждаго хозяина есть отдѣльная изба, чистая и нарядная, которая служитъ только для стола и угощенія: въ ней стоитъ столъ со всякаго рода ѣдою и питьемъ, всегда накрытый, и когда одно блюдо опорожнится, несутъ другое; отъ мышей блюда покрываютъ скатертью самою чистою и, такъ какъ кушанье всегда готово и ждетъ гостей, и во всякій часъ, захотятъ поѣсть, гости ли придутъ или одни домашніе, то вошедши въ столовую избу, найдутъ все готовымъ»[6]. «Съ такой общительностью и съ такимъ гостепріимствомъ соединялась у балтійскихъ славянъ большая сострадательность къ ближнему. Они не допускали, чтобы у нихъ кто-нибудь впалъ въ нищету и просилъ милюстыни»[7]. На Руси нищелюбіе стало выраженіемъ братской любви къ человеку. «Нищій былъ необходимѣйшимъ и очень почтеннымъ членомъ древне-русскаго общества», пишетъ Забѣлинъ. «Безъ него невозможно было выполнить Христову заповѣдь о подаяніи просящему»[8]. Нищіе жили и во дворцѣ, гдѣ царь велъ съ ними благочестивыя бесѣды, жили при храмахъ и подворьяхъ; имъ раздавали милостыню и кормили за праздничнымъ столомъ. Деньгами одѣляли и тюремныхъ сидѣльцевъ[9].
Въ византійской литературѣ VI вѣка есть указаніе на доброе отношение славянъ к рабамъ. «Плѣнники у славянъ не такъ, какъ у прочихъ народовъ, не навсегда остаются въ рабствѣ, но определяется имъ извѣстное время, послѣ котораго, взнеся выкупъ, вольны или возвратиться въ отечество, или остаться у нихъ друзьями и свободными»[10]. Для раба былъ открытъ доступъ въ славянскую общину безъ униженія и безъ ограниченія въ правахъ[11].
Такія черты славянскаго характера давали иногда поводъ утверждать, что народъ нашъ «тихій и смирный», вслѣдствіе невоинственности своей, не способенъ отстаивать свою независимость, создавать и поддерживать государственныя начала жизни.
Да, благостный Богъ славянскій не имѣетъ въ своей сущности воинственныхъ чертъ. Въ этомъ отношеніи мы гораздо ближе къ нашимъ восточнымъ братьямъ— индусамъ и иранцамъ, чѣмъ къ братьямъ западнымъ. Мало этого. Верховный Богъ у славянъ еще болѣе чуждъ борьбѣ, насилію, захвату и завоеванію, чѣмъ мирные боги Индіи и Ирана, и совершенно противоположенъ въ этомъ отношеніи германскимъ богамъ, въ природѣ которых, воинственность была главнымъ свойствомъ. Но все это лишь означаетъ, что въ міровоззрѣніи восточныхъ славянъ достоинство и подвиги воина не почитались сами по себѣ заслугой, религіозно освященной и награждаемой богами, какъ это было у германцевъ и скандинавов! Война и у славянъ не исключается изъ жизни, но она житейское дѣло, которое иногда необходимо для того, чтобы разрѣшить то или иное жизненное заданіе; религіозный смыслъ она получаетъ лишь тогда, когда самое заданіе имѣетъ религіозное значеніе; такъ получила отблескъ святости защита родины и вѣры.
Наши предки не были лишены ни воинской силы, ни воинскихъ доблестей, но мирный характеръ ихъ языческой вѣры опредѣлилъ до извѣстной степени особенности ихъ ратныхъ предпріятій. Они способны были и на смѣлые набѣги ради захвата удобной для нихъ земли, о чемъ говорятъ намъ извѣстія объ антахъ, нападающихъ на Византійскую имперію, о Черноморской Руси, разоряющей морскіе берега. Но большее число войнъ, ведомыхъ русско-славянскимъ народомъ, было не нападениемъ, но обороной.
Политическая жизнь страны не страдала отъ оборонительнаго характера ратнаго. дѣла. Не только военный захватъ создаетъ основу государства; если военные походы и могутъ вызвать къ жизни великія имперіи, то всегда ли прочно единство этихъ имперій и не разлетается ли оно, какъ дымъ? Вспомнимъ Александра Македонскаго, Карла Великаго, Наполеона, не говоря уже о государствахъ готовъ, гунновъ и кочевниковъ изъ азіатскихъ степей (Чин-гизъ-Ханъ). Завоеваніе не есть необходимое условіе для государствевнаго устроенія. Иное дѣло — оборона своей земли. Беззащитный народъ теряетъ самого себя передъ лицомъ врага, земля его становится частью чужой земли, онъ самъ растворяется въ чужомъ народѣ.
Мы знаемъ, что наши предки до-варяжской эпохи землю свою сберегли и сумѣли ее оборонить отъ всякихъ напастей и среди всякихъ невзгодъ. Опорой ихъ самозащиты была вѣра въ благого Бога, Бога мирной жизни на землѣ. Въ самомъ дѣлѣ, они крѣпко вѣрили, что мирное устроеніе земли было божьимъ дѣломъ, и на самомъ существѣ этого дѣла отображалась сущность благой и одаряющей божьей природы. Земля для нихъ была землей святой[12], и благо ея почиталось выше отдѣльной человѣческой жизни и преходящихъ человѣческихъ благъ. Въ христіанское время эта земля стала «Домомъ Божіей Матери». «У насъ бѣлый царь, надъ царями царь. Онъ и вѣруетъ вѣру крещеную... Онъ стоитъ за Домъ Богородицы»[13]. Эта земля, въ силу своей святости, была не только основой матеріальнаго благосостоянія, но и вещественнымъ проявленіемъ божественной силы, а свобода, т. е. независимость этой земли отъ чужаковъ, понималась всегда, какъ свобода самобытной вѣры, свобода по-своему, по обычаямъ своихъ отцовъ созерцать Бога и поклоняться ему. Русскіе славяне безъ разсужденій отдавали жизнь за свою святую землю и за свою святую свободу и съ отчаяннымъ мужествомъ обороняли ихъ отъ враговъ. «Начиная сраженіе», говоритъ греческій писатель VI вѣка Прокопій, «они въ пѣшемъ строю бросаются на врага, держа въ рукахъ небольшіе щиты и дротики. Они не надѣваютъ рубашки, иные не имѣютъ и плаща, но бросаются въ состязаніе съ врагомъ, одѣтые въ одни шаровары. Они проворны и очень сильны»[14]. Подобный же отзывъ даетъ писатель Маврикій (VI в.). «Племена Славянъ и Антовъ (т. е. восточныхъ славянъ) любятъ свободу и не выносятъ ига рабства и повиновенія. Они особенно храбры и мужественны въ своей странѣ и способны ко всякимъ трудамъ и лишеніямъ»[15]. «Кто въ подсолнечной можетъ разбить и подчинить нашу силу», говорили славянскіе вожди аварамъ въ VI вѣкѣ, «наша земля останется при насъ, пока будутъ войны и мечи»[16]. Славяне понимали войну, какъ защиту своей вѣры, т. е. своего духовнаго богатства; безъ него и не могло процвѣтать богатство земное, безъ него не могло быть и никакой жизни. 400 лѣтъ жестокой борьбой добивались нѣмцы и скандинавы покорности балтійскаго славянства; напрасно! Венды всѣмъ народомъ отчаянно обороняли свою землю и свою языческую вѣру... Большая часть вендскихъ племенъ была истреблена безпощаднымъ побѣдителемъ[17]. Наша Русь и въ языческое, и въ христіанское время вела войны со всевозможными врагами, приходившими и съ востока, и съ запада. Въ походы водили ее князья; ихъ поддерживала сила народнаго достоинства, не допускавшая униженія отъ врага. Вспомнимъ приведенную выше бесѣду патріарха Фотія о русахъ, не стерпѣвшихъ несправедливости къ своимъ соплеменникамъ. Вспомнимъ русскую сказку, записанную на нашемъ сѣверѣ. «Не сдѣдъ мыть ноги и цѣловать (татарскихъ) бахилъ (сапогъ) русскому послу Захарью Тютрину. Пусть поганый татаринъ Мамай безбожный, буде есть вѣра, цѣлуетъ ноги русскаго посла Захарья Тютрина»[18].
Если же народу казалюсь, что князь недостаточно стойко и достойно оборонялъ землю отъ врага, начиналась борьба народа съ княземъ. Когда въ 1480 году великій князь Иванъ III Васильевичъ не рѣшался вести войско противъ татарскаго хана Ахмата, старецъ Вассіанъ Ростовскій, поддержанный шумомъ народнаго ропота и гнѣва, укорялъ его, называлъ его бѣгуномъ за то, что онъ не обороняетъ христіанскую вѣру и выдаетъ русскій народъ въ руки татаръ безъ битвы. Тотъ же Вассіанъ писалъ князю: «Теперь слышимъ, что волкъ приблизился, похваляется на твое отечество, а ты смиряешься, уничижаешься передъ нимъ... Умоляю тебя... Внимай себѣ и всему стаду — народу, въ которомъ Духъ Святый поставилъ тебя соблюдать его оборону и спасеніе»[19]. О религіозной любви къ свободѣ звонятъ колокола древняго Китежа, нашедшаго защиту отъ невѣрныхъ въ прозрачнюй глуби водъ; то же исконное чувство русскаго народа засвѣтилось пламенемъ московскаго пожара, ограждавшего Русь отъ ига чужеземцевъ.
Продолжение: см. ниже ЧАСТЬ ΙΙΙ
[1] Договоръ Игоря съ греками 945 года у Фарфоровскаго. Источники Русской Исторіи. Ι, 9-10.
[2] Лѣсковъ. Мелочи архіерейской жизни. Т. 36, 34-35. Издан. Маркса. 1903.
[3] Лѣсковъ, тамъ-же. Т. 36, 34.
[4] Былина «Илья Муромецъ и Соловей Разбойникъ» въ сборникѣ «Песни собранныя П. Н. Рыбниковымъ». ΙΙ, 17.
[5] Маврикій У Забѣлина. Ист. Рус. Жизни. I. 478. 480. Эта черта славянскаго характера сохранялась и въ позднѣйшія времена. Князь Владиміръ Святославичъ съ войскомъ два дня провожалъ христіанскаго проповѣдника Бруна на его пути къ печенѣгамъ; прощаясь съ нимъ на границѣ своей земли, князь сказалъ ему: Ради Бога, прошу тебя, не безчествуй меня, не погуби свою жизнь напрасно. Забѣлинъ. Исторія Русской Жизни. II. 349. Владиміръ Мономахъ такъ наставлялъ своихъ дѣтей: «...и болѣ же чтите гость; откуда же къ вамъ придетъ или простъ» (т. е., простолюдинъ), «или добръ» (т. е., знатный), «или солъ» (т. е. посолъ) «аще же не можете дарами — брашномъ и питьемъ: ти бо мимоходящи прославятъ человѣка по всѣмъ землямъ любо добрымъ, любо злымъ». Лавр, подъ 1096 г.
[6] Сефридъ. 119, у Гильфердинга. Исторія Балтійскихъ Славянъ. I. 40.
[7] Гельмольдъ. ΙΙ, 12, у Гильфердинга. Исторія Балтійскихъ СлавянъБ Ι, 40.
[8] Забѣлинъ. Исгорія города Москвы. I. 578. (1905).
[9] Забѣлинъ. Исторія города Москвы. I. 216, 292, 431, 570, 582, 592, 600.
[10] Маврикій, у Забѣлина. Истор. Рус. Жизни. I. 477.
[11] Гильфердингъ. Исторія Балтійскихъ Славянъ. I. 71.
[12] «Бувай богата, якъ земля святая» — здравица. Въ Малороссіи цѣлованіе земли скрѣпляло клятву; ношеніе земной глыбы по границамъ земного участка, дѣлало ихъ неприкосновенными». Афанасьевъ. Поэтическія воззрѣнія славянъ на природу. I. 142. 147. (1869).
[13] Безсоновъ. Калики перехожіе. Книга Голубиная. 19.
[14] Прокопій. О Готской войнѣ. Ш.
[15] Маврикій, у Забѣлина. Исторія нашей Жизни. I. 477.
[16] У Ламанскаго. О славянахъ въ Малой Азіи, въ Африкѣ и въ Испаніи. 137.
[17] Гильфердингъ. Исторія Балтійскихъ Славянъ. I. 147... О борьбѣ съ германцами, см. тамъ-же, часть II.
[18] Афанасьевъ. Народныя русскія сказки и легенды.