2013/03/27 22:51:20
Ко мне сегодня после окончания смены, когда я уже ползла по коридору в раздевалку, подошла какая-то женщина и стала благодарить за то, какая я была хорошая медсестра для ее отца. Я напряглась, потому что в упор не могла вспомнить женщину - у нас столько больных и родственников, что они слегка... забываются. К тому же мне очень сложно идентифицироать людей вне контекста. Иногда в магазине или еще где-то вижу знакомые лица и понимаю, что это то ли мой пациент, то ли родственник... а может, коллега из пищевого отдела или из соцработников? Но в больнице они выглядят совершенно по-другому! И я потом хожу и ломаю голову, кого ж я сегодня видела.

И вот она ко мне подходит и говорит - спасибо тебе, ты была такой хорошей медсестрой для моего отца... тут, видимо, она заметила, что я не могу вспомнить, кто она. И говорит - мой отец у вас много раз в отделении был, такой-то... он в 357 палате лежал... Он был на диализе... ему было сложно глотать... мы тебя запомнили лучше всех. Ты была самая лучшая его медсестра. Все выполняют свою работу, но не все это делают с душой, как ты.

И тут я вспомнила и ее саму, и ее отца. По его диагнозу и номеру палаты, блин.
А она продолжает - отец, говорит, сейчас напротив, в реанимации, на аппарате искусственного дыхания, умирает... вчера ему стало плохо совсем, его интубировали... меня, говорит, врач пыталась отговорить, говорила, вы уверены, что хотите его интубировать? Ему 80 лет и он вряд ли выживет! Но я же не знала, что дело так плохо, я не могла просто так дать ему умереть. Ведь он сам так боролся! Он до последнего не хотел сдаваться! Ну и что, что 80 лет, он даже несмотря на рак, диализ и проблемы с глотанием, был в прекрасной форме! Все врачи в Нью-йорке говорили, что он - медицинское чудо, потому что в его возрасте и с его заболеванием он вышел в ремиссию и нам только сегодня сказали, что у него метастазы в мозг и из-за этого начались нарушения с дыханием! Если бы мы вчера знали про метастазы, мы бы ни за что не разрешили его интубировать! Но теперь он там, а мы пытаемся с братьями-сестрами решить, отключать его от аппарата или нет...
А меня, говорит, из отделения реанимации выгнали, потому что у них с 7 до 8 вечера сдача смены и посетители не разрешаются. Я бы им не помешала, я только хотела сидеть рядом с отцом. Но меня попросили покинуть отделение. Вот я к вам и пришла, потому что помню, что у вас ограничений на посещения нет. И увидела тебя и захотела тебе сказать...

Она продолжала говорить, плакать. А я с ней прошлась до конца коридора, подержала за руку. Как положено. Даже сама с ней слезу пустила, хотя это не положено, но я до сих пор не могу удержаться, когда при мне плачут взрослые люди.
Потом предложила посидеть в нашей комнате ожидания, выпить кофе, пока медсестры в реанимации сдают смену, довела до комнаты ожидания, обняла и распрощалась. И пошла себе домой. Было без пятнадцати минут восемь.

Дома я весь вечер играла с Юлей, общалась с Владом, ела приготовленную им жареную картошку с молоком прямо из-под коровы и наслаждалась жизнью.

И только перед сном меня осенило. Почему я не осталась еще на 15 минут??? Поговорили бы о ее отце, я ведь, честно, про него ничего не помню, кроме медицинских подробностей. А потом просто довела бы ее до отделения реанимации, убедилась бы, что ее пустили, и пошла бы домой? Ведь это всего 15 минут. Но эти 15 минут человек не провел бы в мучительном одиночестве. Нет, она не просила меня с ней побыть, но это же было очевидно, что она боялась оставаться одна.

Но у меня в этот день был еще один умирающий пациент с большой семьей, а это очень психологически утомительно. И я была голодная. И очень хотела домой.

Но ведь это ВСЕГО 15 МИНУТ.
Такая элементарная мысль. А не пришла мне в голову вообще!
Не могу успокоиться.

И так всегда. Хваленой души не хватает ровно на пятнадцать минут. Бурчание в желудке берёт свое.
0 посетителей, 31 комментарий, 0 ссылок, за 24 часа