2012/10/10 17:39:48
Досточтимый philtrius уверяет, что ни один из опрошенных им школьников даже имени Алексея Константиновича Толстого (не говоря уж о произведениях) не знает. Ни "Князя Серебряного" - излюбленного чтения подростков, ни "Колокольчики мои, цветики степные", ни баллад. Однако, де-гра-да-ция!

Какое уж тут "восстановление исторической России" при столь вопиющем невежестве. (Зато Максима Горького, небось, знают.)

Хочу предложить вниманию френдов серьёзную, обширную и интереснейшую работу моего старинного друга Юрия Павловича Соловьёва о мистике творчества и судьбы графа А.К.Т. и "тонких властительных связях" этой мистики с литературой Серебряного века.  Работа "Таинственное у графа А.К. Толстого и литература Серебряного века"  была опубликована в философском альманахе "Волшебная Гора" № VII.



А.К.Т
Худ. И.Е. Репин. Портрет графа А.К. Толстого

Вот для затравки обширная цитата:

"Повесть «Черная курица, или Подземные жители» (1-е изд. 1829 г.) написана была Перовским (Антонием Погорельским) для племянника. Но стоит внимательнее вглядеться в ее текст, и откроется весьма интересная символика.

Итак, начнем с псевдонима автора: Антоний Погорельский. Фамилия, конечно, — производное от названия имения (как позднее первый псевдоним Толстого — Красногорский), имя же Антоний говорит и о великом отшельнике первых веков христианства, и о покровителе садов в католической традиции. Название повести не оригинально. В XVIII веке во Франции имела хождение книга под названием «Черная курица, или курица, несущая золотые яйца, а также учение о талисманах и магических кольцах, искусство некромантии и кабалы, заклинания адских духов, эльфов, ундин и гномов, сведения о тайных науках, помогающих отыскивать сокровища, обретать власть надо всеми существами, творить всякого рода колдовские обряды и действия и т. д., издано в Египте, в 740 году». Таким образом, изначально Черная курица являет собой некий символ тайного знания. Кроме того, когда Чернушка в повести превращается в первого министра (быть может, это в каком-то смысле воспоминание об А.К. Разумовском, бывшем одно время министром народного просвещения при Александре I) — министр одет во все черное, а, согласно масонскому учению, черный цвет посвящен Христу и Хираму.

Далее, если вспомним, Алеша, главный герой повести, несколько раз не может пробраться в подземное царство, потому что не следует советам Чернушки. Он тревожит волшебных стражей: кота, фарфоровых китайцев и, наконец, рыцарей. Но вот что получается, если сравнить текст А. Погорельского с беседой о 2-й степени масонского посвящения: «Будучи учеником, вы совершили три путешествия. В первом — кругом вас царил беспорядок и вы преодолевали различные препятствия, во втором — тревожный лязг оружья поражал ваш слух («Черная курица»: «В конце зала была большая дверь из светлой желтой меди. Лишь только они подошли к ней, как соскочили со стен два рыцаря, ударили копьями о щиты и бросились на черную курицу. Чернушка подняла хохол, распустила крылья [...] вдруг сделалась большая-большая, выше рыцарей, и начала с ними сражаться!»), и только после третьего путешествия вас озарил свет: («Черная курица»: «Немного погодя вошли они в другую залу, пространную, но невысокую, так что Алеша мог достать рукою до потолка. Зала эта освещена была такими же маленькими свечками, какие он видел в своей комнате, но шандалы были не серебряные, а золотые», — здесь особенное внимание обращено на шандалы (или канделябры) потому, что они «символ духовного света и спасения»): «вы увидели своих братьев в соборе и вооруженных, готовых помочь вам и защищать вас на новом пути, по которому вы следуете». Относительно последнего в «Черной курице» сказано: «...Отворилась боковая дверь, прежде им не замеченная, и вышло множество маленьких людей, ростом не более как с пол-аршина, в нарядных разноцветных платьях.[...] Алеша увидел двадцать маленьких рыцарей в золотых латах...» Эти маленькие люди напоминают нам кабиров — таких, какими представляет их современный словарь символов: «Кабиры . Символы бога земли, персонифицированные в малютках-карликах, чьи капюшоны делают их полностью невидимыми.[...] Вероятно, символизировали также сверхъестественные «силы», хранимые в запасе человеческого духа». Эти персонажи могли появиться у А. Погорельского и под влиянием Гете — они были знакомы. В «Фаусте» «кабиры олицетворяют стремление ввысь..., к недостижимому...» Герой сказки, Алеша, получает от короля маленьких людей конопляное семечко, которое помогает ему всякий раз знать урок. «Зерно» или «семя» означают «первоначало» или Мессию. Согласно же масонской доктрине, «ученик будет распускающимся зерном», точно так же, как время ученика — это исход ночи и утро, а в «Черной курице» все путешествия в подземное царство проходят ночью и под утро заканчиваются. В конце сказки Алеша из-за своей гордости и заносчивости теряет семечко, маленькие люди уходят в подземелья, а Чернушка оказывается в цепях. Развязка такого рода напоминает реальные события с неудачным вступлением в масонскую ложу самого Перовского. «Командор красного креста в капитуле рыцарей Востока и Иерусалима», П.И. Голенищев-Кутузов писал А.К. Разумовскому из Москвы 16 апреля 1812 г .: «Ваш Алексей Алексеевич м.б. на меня гневается за то, что приписывает мне непринятие его в [«наш круг», изображенный условным значком, — Ю. С .]. Он ошибается. Никто более сего не желал как я, а от чего сие не сделалось, думаю к вам писано. Ал. Ал., быв у меня в доме всякий день и обещав писать, с отъезда своего писал ко мне одно письмо в 6-ти строках. Кто ж виноват? а я при всем том люблю его и желаю ему добра! Но ведаю, что за все добро он мне платит худо! Господь да простит ему и помилует его и наставит на путь правый». Заметим к слову, что Павел Иванович Голенищев-Кутузов (1767-1829) был в ту пору попечителем Московского университета, членом академии, поэтом и переводчиком — правда, врагом Н.М. Карамзина, поклонником которого был Перовский. Голенищев-Кутузов может, как нам кажется, тоже считаться прототипом Чернушки.


...Следует особо сказать, что в дворянских семьях никакого противоречия между масонской мистикой западного происхождения и православным укладом жизни не было. Например, отец известных славянофилов братьев Киреевских был англоманом, завел у себя в имении химическую (алхимическую?) лабораторию и на смертном одре призывал старшего сына заниматься «божественной наукой» — а «вместе с тем был очень набожен, ненавидел энциклопедистов и скупал в Москве сочинения Вольтера с тем, чтобы жечь их», дом содержал в патриархальном духе. Все это совсем не помешало М.О. Гершензону охарактеризовать его как человека «нравственно из одного куска». Интересно, что фамильный могильник Киреевских — в Оптиной пустыни... У А.А. Перовского видим подобный же душевный склад — увлечение западной мистикой он совмещал с полным пониманием задач нравственной и политической безопасности Российской империи. В 1826 году, будучи чиновником министерства просвещения, он подал министру Х.А. Ливену записку, в которой предупреждал об опасности влияния иллюминатов в России".




Ещё замечательно верное наблюдение об А.К. Толстом как мастере ужасного в русской классической литературе:

"Следует объяснить вполне, на наш взгляд, органичную ориентацию Толстого на ужасное в литературе. Его страсть к природе несомненна, чему свидетельством и тексты его, и образ жизни. В повести «Упырь» два пейзажа определяют содержание — пейзаж Италии, в которой Толстой впервые побывал 13-летним мальчиком («по возвращении в Россию я впал в настоящую тоску по родине — по Италии, в какое-то отчаянье, отказываясь от пищи и рыдая по ночам, когда сны уносили меня в мой потерянный рай»), и пейзаж, отчасти напоминающий имение деда А.К. Толстого — гр. Разумовского — Баклань  (в повести — имение упыря-бригадирши Сугробиной). Определенного рода мистичность бакланского пейзажа отмечал путешественник начала XIX в. Оттон фон Гун: «Я вспомнил о летнем утре, о лунном сиянии ввечеру: поелику наступившая уже осень напоминала о провидении и о бессмертии всего древле сотворенного. Сии чувства, оживлявшие меня некогда на высоком Брокене Бланкенбургском [место шабашей, описанное в «Фаусте», — Ю. С .] или на Альпах в Гельвеции, сопровождают меня и здесь, и я расстаюсь с Бакланью расстроган...». Ниже просвещенный путешественник цитирует шекспировскую «Бурю», чем, возможно, сравнивает подспудно владельца Баклани с героем пьесы — государем-магом Просперо. Итак, созерцание природы, пейзажа — вот какие выводы делал из этого «идеолог готики» Эдмунд Берк (1757 г .): «Чувство, которое вызывает у нас величие и возвышенность природы, властно захватывает нас и называется изумление... ; и изумление есть такое состояние нашей души, в котором все ее движения замирают в предчувствии ужаса...». Здесь, видимо, и находится психологическая причина обращения Толстого к ужасному. Есть и другой мотив — он описан в статье Б.А. Садовского «Чувство прошлого в поэзии графа А. Толстого» (1906). Пейзажи Баклани и Италии были для поэта наполнены воспоминаниями о прошлом — таком, ностальгия по которому не проходила у него всю жизнь: «Мечты о былом для многих имеют неодолимо обаятельную прелесть, и многих тянет поглядеться в бездонный его колодезь: не мелькнет ли на дне собственный темный образ? Алексей Толстой всю жизнь не мог оторваться от этих созерцаний и, можно сказать, прошел свой земной путь с лицом, неизменно обращенным назад». Далее у Садовского сказано: «От вечных полетов в запредельное — все равно, будущее или прошлое — дух человеческий как бы невидимо истончается, становится прикосновен мирам иным...» Для Толстого среди «иных миров» оказался «астральный план», где, по мнению теософов, обитают вампиры.

Можно предположить несколько источников, к которым возводится демонология «Упыря» и французских повестей Толстого. Это, конечно, украинские повести Гоголя и, указанная самим Толстым, книга аббата Огюстена Кальме (1672-1757) «Рассуждения о явлении ангелов, демонов и духов и о приведениях и вампирах в Венгрии, Богемии, Моравии и Силезии» ( 1746 г ., русское издание — 1867 г .). Но Кальме, приводя множество примеров, относится к предмету весьма скептично. Серьезность же толстовской повести придала, вероятно, память об украинских поверьях, например, об упыре — черниговском полковнике Василии Бурковском, жившем в начале XVIII в., друге Мазепы (имение Толстого Красный Рог входило в состав Черниговской губернии). Н.А. Маркевич писал в 1860 г .: «В первом десятилетии нынешнего века закрасили знаменитую легенду об упыре на стене Троицкого собора в Чернигове. [ ...] Упырь ел скоромное в Страстную пятницу; таскал к себе дочерей и жен крестьян своих; самих крестьян одевал в медвежьи меха и травил меделянами; наконец умер. Его похоронили в Троицком монастыре. На другой день увидели, что он едет на шестерке вороных по красному мосту; кучер, форейтор, лакеи и три собеседника в карете были черти. Молва разнеслась, сделано было проклятие, упырь с поездом провалился в Стрижень; немедленно открыли гроб; нашли упыря красно-синим, с открытыми глазами; его пробили осиновым колом. Все это происшествие было написано масляными красками на стене собора».


Полностью - здесь: http://www.varvar.ru/arhiv/texts/soloviyov3.html






30 посетителей, 23 комментария, 0 ссылок, за 24 часа